Home    Content     Page 1    Page 2    Page 3    Page 4

МАГДА НЕЙМАН

АРМЯНЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КРИТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА ИСТОРИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ГАЙКАНСКОГО НАРОДА

В этой части я хочу затронуть ту сторону многовековой жизни армян, которая представляет немало интереса с точки зрения исторической критики и психологического анализа. Я говорю о политическом прошлом армян и о той беспримерной стойкости, с которой они целых сорок веков боролись е народами Азии, Африки и Европы, выдержали удары почти всех завоевателей мира, испытали все ужасы варварских времен, падали, истекали кровью, а все-таки устояли и доныне существуют на своей исконной территории.

I

Более роковым географическим положением, чем имела Армения, едва ли обладала иная страна на земном шаре. Отсутствие со всех сторон естественных преград; великий переселенческий путь народов из Азии в Европу; этапный пункт и операционный базис при столкновениях армий Запада и Востока; вечный соблазн и предмет алчных исканий ассириян, вавилонян, египтян, персов, греков, римлян, арабов, монголов, татар и др. — вот положение, которое занимала Армения во все свое существование, т. е. в продолжение более четырех тысяч лет.

И при всем этом она создала четыре продолжительно царствовавшие династии — Гайкидов, Аршакидов, или Арзасидов, Багратидов и Рубенидов, и с некоторым перерывом сохранила свое политическое существование до 1375 года, а именно: до пленения египетским султаном Ашреф-Шабаном последнего её царя Левона Vl-ro. Мало этого; пять последних веков находиться в полном порабощнии у персов и турок; потерять почти всякий след политической самобытности; не иметь племенного родства и религиозного единства ни с одним из сильных народов; не видеть на горизонте светлого луча, предвещавшего им освобождение из-под мусульманского ига; терпеть всевозможные насилия со стороны фанатических покорителей — и при таких ужасных условиях, не исчезнуть, а остаться еще прикрепленными к земле праотцев, сохранить веру, язык, крепкие основы семейной жизни, патриархальные нравы — явление, поистине весьма редкое в истории человечества! Какое благодарное поле для исторического исследования и психологического анализа! Интерес тут усугубляется еще тем, что армянский народ, считавшийся иными «совершенно выродившимся и погрязшим в меркантильно-эгоистических расчетах», в последние годы обнаружил в Турции необычайные духовные силы и доходящее до высших пределов чувство самопожертвования во имя восстановления своих человеческих прав! В силу царившего в Турции произвола и грабежа торговля там, даже в больших городах, не особенно процветала. Следовательно, процентное отношение торгового класса к земледельцам и ремесленникам в Турции представляло всегда еще меньшую цифру, чем у русских армян. Земледелие и ремесла в Малой Азии были всегда почти исключительным занятием армян, как райи, которая должна была работать для прокормления турок и курдов

...известные армянские историки из мхитаристов, Чамчян, Инджиджян, Алишан, Каракашьян и другие прославили свое имя обширными трудами, в которых изложили все, что оставили их народу повествователи всех веков. Эти труды заключают в себе обильный материал для всестороннего изучения той роли, которую играли армяне в истории народов. Из них можно черпать все данные для уяснения и верного понимания разных сторон политической и социальной жизни древних армян, их духа, характера, своеобразного направления дохристианской культуры, роли в общечеловеческой истории и т. д. и т. д. Однако, на изучение всего этого армянские ученые не обращали никакого серьёзного внимания; поэтому и трудно добиться от них ясного отчета по многим существенным вопросам, касающимся армянского народа. Напр., какими особенностями народной жизни и характера обусловливалась относительная долговечность Армянского государства вопреки невыгодному географическому положению страны и тяжелым внешним обстоятельствам? Какую долю участия имело это государство в истории человечества? Чем объяснить, что в нем не образовалось такой сильной централизации власти, какую мы видим у египтян, ассириян, римлян и других современных ему народов? Была ли у армян дохристианского периода известная культура и в какой форме она выражалась? Почему христианское учение легко привилось у армян и с необычайной твердостью устояло против напора маздеизма и силы ислама? Религиозное ли начало только было причиной стойкости армян, или еще что-нибудь другое? и пр., и пр...

... проф. Патканов начинает заявлением, что Армения была «населена с незапамятных времен» и представляла государство, «не игравшее особенно важной роли в истории человечества», но затем говорит, что «её имя было только географическим термином страны, в которой решали споры сильные соседи...».

Под «географическим термином» мы понимаем обыкновенно названия таких стран, как древняя Лидия, Мидия, Мизия, Парфия, Пафлагония, Фригия, Вифиния, Финикия и пр., коренное население которых, смешавшись с другими народами, давно уже исчезло с лица земли. Но раз Армения была населена, и притом «с незапамятных времен», и это население состояло всегда именно из армян, то как же она являлась «лишь географическим термином», т. е. страной исчезнувшего народа в особенности, когда даже и в современном своем положении эта страна далеко не представляет собою этого термина?..

Профессор приписывает цивилизованным и варварским народам одинаково важную роль, ставя их на равную доску и вовсе не принимая во внимание, что одни из них распространяли свет, насаждали культуру, вводили гражданственность, а другие опустошали цветущие страны, разрушали великолепные города и совершали поголовные избиения. Такой взгляд ученого не явствует ли из того, что вслед за словами о роли в истории человечества он ставит ассириян, греков, римлян, арабов, русских в один ряд с монголами, турецкими племенами и османами? Не следует ли заключить из этого, что, по разумению проф. Патканова, голодные орды среднеазиатских варваров, прошедшие многие страны огнем и мечом, играли в истории человечества столь же «важную роль», как Афины и Рим со своими гениальными людьми? Пожалуй, одинаковость важности исторических ролей обеих категорий поименованных профессором народов можно было бы еще признать — у одних по степени отрицательности ик роли, а у других по степени положительного её характера, — но ведь в словах г. Патканова мы не видим, к сожалению, никакого указания на такое различие.

«Допустим, однако, говорит Григ. Никол. Никогосов, (в своем труде "Опыт критического разбора армянской истории в возражениях проф. К.П.Питканову") что кровопролитные войны, опустошения и разрушения обозначают также «важную роль» государства в истории человечества. Если бы даже и было так, то историческими данными докажем теперь, что во всех войнах, которые велись в Армении или при участии армян, одну из наиболее важных ролей — в иных же случаях самую важную — играло всегда именно Армянское государство».

За решение этой задачи он берется, исходя из следующих положений относительно того, в чем можно полагать важность роли того или другого государства с точки зрения его причастности к войнам:

1) В возникшей между двумя государствами войне главная, следовательно, и важная роль принадлежит той стороне, которая подала повод к столкновению. Она ли нападала первая или нет, побеждала или терпела поражение, но раз она взяла на себя весь риск и ответственность за последствия войны, бросив вызов противнику, то за ней и остается наиболее активная, значит, и важная роль.

2) В борьбе двух или более государств одна из важных ролей выпадает на долю того, которое своей вспомогательной силой решает участь войны и судьбу воюющих между собою сторон.

3) Важна роль и той страны, на которую, по тем или иным причинам, устремляется внимание разных соперничающих между собою и воюющих из за нее государств; она служит причиной кровавых драм и тем становится главной их героиней, особенно если сама принимает деятельное участие в них, отстаивая свою независимость.

4) Государство, которое одновременно или разновременно борется против многих противников, нападающих, на него, играет тем более важную роль, чем больше число этих противников, и в особенности, если оно их отражает.

По установлении этих положений г. Никогосов обращается к историческим писателям, как у самих армян, так и у римлян, греков и византийцев. Из римских и греческих авторов об армянах говорили: Страбон, Плиний, Прокопий, Дион Кассий, Тацит, Аммиан Марцелл, Плутарх, Птолемей, Феодорет, Исидор, Синцелл, Геродот, Ксенофонт, Полибий, Цицерон, Гораций, Светоний, Созомен, Сократ, Эвагрий, Зонар, Синезий, Юлиан, Евсевий, Зосим, Михаил Аталиот, Феофан, Георгий Цедрен, Эфремий, Георгий Пахимер, Никита Хониат, Дукас, Константин Багрянородный, Никифор Грегорас, Лев Диакон, Кантакуэен и др. и на основании их данных доказывает, что во все времена исторической жизни человечества, начиная с самых отдаленных времен, Армянское государство постоянно являлось на её сцене то в той, то в другой из тех ролей, которые выше отмечены как имеющие несомненную важность в истории. Приведем здесь в самом кратком виде некоторые из этих сведений о столкновении армян с другими историческими народами и затем изложим основанное на них заключение г. Никогосова.

АРМЯНЕ И АССИРИЯНЕ

Ассирияне много веков вели кровопролитные войны с армянами, после чего армянский царь Паруйр вступил в союз с мидийским царем Киаксаром, чтобы положить конец Ассирийскому царству; к ним присоединился вавилонский царь Навуходоносор, и все трое направились к Ниневии. Город был взят приступом, и ассирийский царь Сарак не ждал и не просил пощады, а велел зажечь свой дворец и погиб в пламени вместе со своими женами и приближенными (606 до P. X.).

АРМЯНЕ И МИДЯНЕ

Мидийский царь Астиаг был вынужден объявить войну армянскому царю Тиграну I вследствие того, что узнал о тайном договоре его со своим внуком Киром, задумавшим лишить Астиага престола. В разгар боя мидийский царь был убит, пораженный копьем Тиграна (558 до P. X.), и престол перешел к Киру, положившему основание сильной Персидской монархии. Тиграну же достались богатые трофеи и царская казна; были взяты им в плен все царские родственники и до 10.000 мидян, которых он водворил на жительство у подошвы горы Арарат, даровав всем свободу и общие с армянами права. Под именем мурацанов переселенные мидяне крепко привязались к новому отечеству, которому оказали впоследствии немало услуг.

АРМЯНЕ, ЛИДИЙЦЫ И ВАВИЛОНЯНЕ

Покончив с Астиагом, Кир, в союзе с Тиграном I, двинулся дальше. Он пошел сперва на лидийского царя Креза (550 до P. X.), а затем на Вавилон. Сарды и Вавилон были взяты союзниками, и оба царства пали пред их соединенными силами, Еще до того пророк Иеремия, современник этих событий, предвидя грозившую Иудее опасность со стороны вавилонян, увещевал свой народ обратиться за помощью к армянам для наказания беспокойных соседей. «Поднимите знамя на земле, трубите в трубы среди народов, вооружите против него (Вавилона) народы, созовите на него царства Араратские, Минийские и Асканазские,- отдельные царства армян, поставьте вождя против него, наведите коней, как страшную саранчу» (книга первая пророка Иеремии, гл. 51, стих 27).

АРМЯНЕ И ПАРФЯНЕ

По сказаниям Диодора Сицилийского и других историков, первый народ, освободившийся из-под господства селевкидов, унаследовавших азиатскую часть обширной империи Александра Македонского, были парфяне, жившие в гористых местностях, прилегающих к восточным и западным берегам Каспийского моря. Предводителем парфян, восставших в 255 году до P. X. против селевкидов, был некто Аршак (у греков Арзас). Хотя Аршаку удалось выгнать из своей земли селевкийского наместника и его гарнизоны, но окончательной независимости он добился только после 17-летней борьбы в союзе с бактрийцами против селевкидов. Таким образом, только в 238 году парфяне отпраздновали день своей независимости, признав своим царем виновника своего освобождения Аршака I. Но селевкиды еще около полустолетия воевали с парфянами, чтобы снова их покорить. С воцарением же в Парфии Митридата I, называвшегося также Аршаком VI, парфяне, предводимые этим талантливым и прозорливым царем, настолько усилились, что стали сами стремиться к завоеваниям. Он освободил Персию, состоявшую в это время из Мидии и собственно Персии, от селевкидов и утвердил здесь в 160 году до P. X. свою династию, цари из которой назывались с этого времени Аршаки-дами. Затем он перенес центр вновь утвержденной им Парфянской монархии в Малую Азию, по соседству с Арменией.

До Александра Македонского в Армении царствовала 2150 лет династия Гайкидов, происходившая от родоначальника армян — Гайка. Последним царем из этой династии был Вахэ, который пал в битве с Александром Македонским при Арбеллах в 330 г., находясь во главе 50.000 пеших и 7.000 конных армян, входивших в состав армии персидского царя Дария Кодомана, как вспомогательное войско. После этого Арменией управляли также селевкиды, пока армяне не обратились к вышесказанному парфянскому царю Митридату I, иначе Аршаку VI, с просьбой дать им царя из его рода. Аршак VI охотно исполнил их просьбу, видя в этом прямую выгоду для себя, чтобы заодно с ними окончательно сломить силу селевкидов. В 150 г. (до P. X.) Аршак VI послал в Армению брата своего Вагаршака (у греков Валарзас), воцарение которого не обошлось, конечно, без кровопролитных столкновений с селевкидами и соседними народами, из числа тех, которые еще оставались верными селевкидам.

Итак, в Армении воцарилась, спустя 10 лет после утверждения парфянской династии в Персии, эта же самая династия, причем персы, армяне и парфяне, представлявшие совершенно независимые друг от друга государства, связались родственными узами своих верховных правителей, установивших между собой, что право первенства во всех трех государствах будет принадлежать всегда парфянским Аршакидам.

Первый армянский Аршакид Вагаршак царствовал около 22 лет, его сын Аршак I —13 лет, а за ним следовал, с 114 г. до P. X., его старший сын Арташес I (у греков Артаксерксес), отличавшийся воинственным духом и гордым характером. Современником Арташеса I в Парфии был Митридат II, против которого он обратил оружие с целью захватить у него право первенства в династии, что ему и удалось. Это право соединялось с ношением титула «царь царей» и чеканкою монеты с изображением на ней бюста старшего по верховной власти во всей династии.

Это насильственное действие Арташеса I, утвердившего старшинство за армянскими Аршакидами, и становится началом вражды между парфянами и армянами, которая лишь временами сменялась союзом между ними для борьбы против общих врагов — римлян.

АРМЯНЕ И РИМЛЯНЕ

После такого унижения парфянского царя Митридата II беспокойный Арташес I захватил разные небольшие малоазиатские государства и затем, с помощью сильного флота, перешел в Грецию, разгромил Фракию и Элладу (89 г. до P. X.). Это явилось как бы вызовом римлянам, в сфере влияния которых находились опустошенные Арташесом местности.

Процарствовав с громкой славою 25 лет, Арташес I испустил дух с возгласом: «Увы, все на свете бренно!». После него вступил на престол его сын Тигран II, который превзошел отца своим воинственным духом и стремлениями к завоеваниям.

Выдав свою дочь за понтийского царя Митри-дата, Тигран II, прозванный Великим, помог ему захватить римские области у азиатских берегов Средиземного моря. Он же завладел Селевкий-ским царством, Палестиной, Финикией и наложил дань на все народы, жившие от Кавказских гор до Красного моря.

«Тигран до того возгордился своим величием, — говорит Плутарх, — что повелители многих стран, лишенные им короны, находились при нем 'в услужении. Четыре царя исполняли должность его телохранителей, и когда армянский Сезострис садился на лошадь, они шли около него; когда он восседал на троне или собирался дать какой-нибудь приказ, они стояли перед ним, скрестив руки». «Тигран Великий в это время заслуженно носил титул царя царей, — говорит другой историк, — и ему платили дань: грузины, кавказские албанцы (у армян — агваны), адабенийцы, народы Атрпатакана (нынешний Адербейджан), мидяне, киликийские и капподикийские греки, аравитяне, вавилоняне и другие».

Утвердив таким образом гегемонию своего государства над всей Передней Азией, Тигран Великий стал опасным врагом для римлян, которые вынуждены были объявить ему войну...

Понтийский царь Митридат, потерпел поражение от римлян (70 до P. X.), бежал в Армению к своему тестю Тиграну Великому. Когда прибыли посланцы Лукулла просить выдачи Митридата, Тигран резко отказал им, объявив, что готов ответить оружием. Это послужило поводом к войне римлян с самонадеянным царем. Не понимая еще значения дисциплины, существующей в римских легионах, Тигран надменно встретил относительно малочисленное войско Лукулла, спросив с усмешкой своих приближенных: «Что это такое? Посольство ли опять ко мне или войско против меня?». Но вскоре он горьким опытом убедился, что то было войско, и войско весьма опасного свойства... Очнувшись после первой неудачи, Тигран энергически взялся за врагов, после кровопролитного сражения на берегах Арацана, заставил Лукулла удалиться из Армении (68 до P. X.). За Лукуллом приходили последовательно Фанний, Фабий, Сорнат и Триарий, но все четверо были разбиты наголову. Тогда был послан из Рима Помпей. Он одержал верх (64 до P. X.), благодаря измене Тиграна Малого и его переходу, вместе с парфянами, на сторону римлян.

Сделавшись жертвой римского коварства, изменник-сын не достиг, однако, своей цели: вместо того, чтобы получить от римлян обещанную ему корону отца, он был закован в цепи и увезен Помпеем в Рим для украшения триумфального въезда.

Тигран Великий был вынужден уступить римлянам завоеванные им в Малой Азии земли, но вернул себе Сирию и Финикию после ряда поражений римских легионов, предводимых Габианом, Крассом, Кассием, Венди-дием и Силоном, По смерти Тиграна Великого (36 до P. X.) воцарился его неспособный сын Артавазд I, который, после некоторого сопротивления Антонию, имел легкомыслие поверить его заманчивым словам и пойти в его лагерь. Вероломный римлянин велел заключить Артавазда в золотые цепи и увез его со всем семейством в Египет в дар Клеопатре, по желанию которой пленник был казнен из личной мести Клеопатры к Тиграну Великому за крутое обращение армянского царя с одним из её родственников.

В ознаменование легко доставшейся победы, Антоний приказал вычеканить золотые и серебряные монеты, имевшие на одной стороне его изображение, а перед ним — корону Армении; кругом же изображения надпись: «Антоний, Побежденная Армения». На другой стороне монеты были слова: «Царице цариц — Клеопатре».

На свободный престол Аршакидов Антоний посадил царем Армении своего сына от Клеопатры, Александра, поставив его под защиту римских легионов. Армяне на время пали духом и признали сюзеренную власть Рима с обещанием платить ему дань и получать корону из рук римских императоров. Вскоре, однако, явился в Армению старший сын Артавазда Арташес, которому удалось спастись бегством из египетского плена. Армяне приободрились и, провозгласив Арташеса своим царем, изгнали Александра и римские войска из Армении. Тогда армянам опять пришлось встречаться с римскими легионами, предводимыми Германиком, Гайем, Вителлием, Корбулоном, Петусом и другими. Вместе с тем, они отражали нападения сарматов, скифов и аланов. Более полустолетия армяне воевали то с теми, то с другими и наконец должны были подчиниться требованиям римлян. Но в каком виде выражалось это подчинение, подчеркиваемое профессором Паткановым как отсутствие политиской самостоятельности армян, можно видеть из следующего.

Спустя некоторое время после Арташеса, царевичу Трдату предстояло взойти на престол Армении и поехать в Рим, лично принять корону от императора, при соблюдении известного церемониала. Но Трдат, поддерживаемый своим братом, парфянским царем Вагаршем, стал отказываться от поездки, считая исполнение установленных обрядностей в Риме для себя унизительным. Когда донесли об этом Нерону, он пришел в ярость, говорит историк, но известие о поражении Петуса в Армении заставило его смириться и принять поставленные Трдатом условия, а именно: 1) что Трдат представится императору, опоясанный мечом; 2) наместники римских областей должны подойти к нему для поцелуя; 3) при отдаче им визита Трдатом, они обязаны его принять сейчас же, и 4) в Риме ему должны быть оказаны консульские почести. Все эти условия были приняты сенатом и императором. Тогда Трдат отправился в Рим в сопровождении большой свиты и был торжественно коронован Нероном (66 до P. X.).

Упоминающий об этом Тацит, часто говоря об армянах, укоряет их в «вероломстве» за то, что они не пропускали удобного случая соединиться с парфянами или персами для отражения римлян. Замечательно, что о «вероломства» говорит тот римский писатель, которому отлично была известна основанная на козарстве политика римлян: «divide et impera». Вероятно, у них-то и научились армяне кое-чему полезному для себя.

Видя далее, что армян весьма трудно удержать в подчинении, римляне установили к ним отношения союзников, тем более, что, храбро отбрасывая снова наступавших на Армению сарматов, скифов, хазаров и воинственные племена Кавказа, армяне мешали вторжению их в Месопотамию, Палестину и Сирию, составлявшие римские владения. Но и такая политика римлян с армянами не имела особенного успеха ввиду того, что, привыкшие жить на чужой счет римляне все-таки требовали золота от армян, которые отказывались им платить. Опять появились римские легионы, которых, однако, разбил наголову армянский царь Арташес II в долине Аракса Басене. Затем, совместно с парфянами, Ар-ташec сем напал на римлян в подвластных им областях, жители которых, жаждая освобождения, примкнули к армянам и парфянам. Римский сенат был сильно встревожен, и император Траян вынужден стать во глазе большой армии и прибыть в Малую Азию для подавления восстания в Сирии и Палестине. Дав уже почувствовать силу армян, Арта-шес в свою очередь пустился с римлянами в политику: сделал Траяну миролюбивые заявления и помирил с ним парфян, причем снабдил Траяна необходимым бакшишем, в виде золотых слитков, после чего император, очень довольный, расстался с Арташесом, как «готовый всегда к его защите друг».

После смерти Арташеса II (131 года), взаимная «дружба» армян и римлян продолжалась в прежнем духе еще около одного столетия, а именно до 226 года, когда в Персии пала Парфянская династия и воцарилась новая, в лице перса Сассана.

АРМЯНЕ И ПЕРСЫ

Персы, связанные с армянами, кроме общей парфянской династии Аршакидов, еще и своим ближайшим родством в семье арийских народов, в большей или меньшей степени ладили с ними, тем более, что имели в последних оплот и верных союзников против римлян. В 226 году по P. X. в Персии династия Аршакидов была низвергнута персом Арташиром, сыном Сассана. Зачинщик государственного переворота провозгласил себя царем Персии и тем основал новую династию Сассанидов. Так порвалась родственная связь между армянскими и персидскими царями и между их государствами установились неприязненные отношения, сильно обострившиеся после принятия армянами христианства, тогда как персы остались верными учению Зороастра. Это религиозное разобщение двух соплеменных народов и послужило одной из главных причин долгих ожесточенных войн между ними.

Римлянам, разумеется, нежелательно было усиление Персии, но они отчасти не могли, отчасти и не хотели оказывать армянам существенной помощи. На Армению была двинута 120-тысячная персидская армия... которого разбил и обратил в бегство армянский царь Хосров I, жестоко наказавший перед тем хазаров и баслов, напав на них в пределах нынешнего Закавказья. Хосров собирался в зародыше же уничтожить династию Сассана, но он пал от руки подкупленного персами убийцы. Тогда, верные своей обычной политике, римляне вступили в соглашение с персами и, заняв небольшую часть Армении, остальную предоставили персам. Лишив армян всякой помощи извне, Сассаниды приложили все усилия для уничтожения династии Аршакидов в Армении, в чем и успели, ценою двухвековой борьбы (261—432).

С 432 года, после кратковременного царствования последнего Аршакида, Арташеса III, Армения стала персидской сатрапией, под наименованием марзпанства. Марзпаны, в качестве наместников или генерал-губернаторов «арийского царя», как себя называли Сассаниды, назначались большею частью из армян, чтобы избавить Персию от хлопот постоянной войны. Армяне между тем нисколько не успокаивались, а вели с персами в течение двух столетий беспрерывные религиозные войны, длившиеся с 432 г. до появления арабов в начале VII века. Озлобление персов против армян в этот период было таково, что один из Сассанидов торжественно поклялся солнцем, водой и огнем, что не оставит ни одного армянина в христианской вере, а обратит всех в язычество или же истребит их поголовно. Посмотрим теперь, насколько они успели в этом.

Персидский военачальник Нихор, говорит летописец, расположившись с войсками у границ Армении, попросил марзпана, Вагана Мамиконяна в свой лагерь «для ведения с ним мирных переговоров». Взяв наперед 8 человек заложников из знатных персов, Ваган явился в лагерь Нихора с развернутыми знаменами и при звуках труб. Персы пришли в смущение и передали ему от Нихора, что такими правами пользуется только он сам, главнокомандующий арийского царя. Ваган ответил: «Пусть прежде этот главнокомандующий подчинит меня власти своего царя, а затем делает мне свои замечания». При всем этом Нихор принял Вагана с большими почестями и изъявил полное согласие на предъявленные им следующие требования: 1) христианство нужно признать законной и господствующей религией в Армении; 2) построенные персами капища должны быть снесены повсюду в Армении; 3) никто из армян не может быть наделяем почестями и облекаем властью за отступничество от христианской веры; 4) персидский царь не должен верить разным наущениям против армян постановлять решения без основательного решения дела.

Эти пункты были изложены письменно. Нихор скрепил их государственной печатью, и оба военачальника, «дружески простившись», ушли восвояси (484 г.). Такова была «подчиненность» наместников персидского царя в Армении своему «властителю!»

АРМЯНЕ И ВИЗАНТИЙЦЫ

Братство во Христе с византийцами не принесло армянам никакой пользы. Христианство в том виде, в каком оно развилось в Византии, не произвело почти никаких перемен в греко-римских нравах. Испорченность римлян, соединенная с коварством греков, сказываясь во внешней политике Византии, причиняла армянам, как и грузинам, не менее зла, чем открытая вражда язычников-персов. Прикрываясь знаменем христианства, Византия подавала армянам и грузинам всегда надежды на помощь, поощряла их к смелым и непосильным действиям и тем вызывала в их противниках большую злобу и ненависть. Между тем в критическую минуту она не только не оказывала никакой поддержки этим прямым в политике народам, наоборот — сама посылала на них целые армии, чтобы споспешествовать их гибели. Так поступала Византия с армянами в V и последующих веках.

В её политике немалую роль играл также фанатизм греческого духовенства. За неявку армян на Халкедонский собор в 451 году и непринятие его постановлений (До разбора ли догматических тонкостей было армянам, когда они как раз в это время, с Вартаном Мамиконя-ном во главе, готовились к роковому бою с персами, грозившими раз навсегда покончить с христианством в Армении?) византийские императоры, под влиянием духовенства, воспылали к армянам не меньшей ненавистью, чем персидские Сассаниды. Император Маврикий, напр., писал персидскому царю Хозреву II в 592 году: «Армяне упрямый и мятежный народ; стоя между персами и греками, они никогда не дадут им покоя; поэтому нужно общими силами выселить их из Армении и рассеять по разным местам, чтобы нам жить в мире» и т. д.

Следствием подобного отношения византийцев к армянам было то, что, усиленно содействуя сперва персам, затем арабам, туркам и татарам в их стремлении погубить армян, в конце концов погибли и сами от тех же общих врагов христианства и цивилизации.

АРМЯНЕ И АРАБЫ

В VII столетии возникло учение Магомета, которое, сокрушив персидский маздеизм, грозило тем же христианству в Передней Азии. Но арабы наткнулись на армян, как на гранитную скалу, и учение пророка не имело здесь никакого успеха.

Впервые арабы появились в Армении в 640 году, при халифе Омаре. Но еще в 432 году царская династия Аршакидов в Армении пресеклась и государство распалось на отдельные области, управляемые нахарарами. Пред общими врагами, угрожавшими самостоятельности каждого из нахараров порознь, по-видимому, следовало бы этим последним сплотиться и дать дружный отпор наступавшим арабам. Однако для такого совместного действия представлялись главной помехой топографические условия страны: пересеченность и раскиданность территории лишали князей и народ всякой возможности легкого общения между собой и быстрого сосредоточения боевых сил на желаемом пункте, почему им и приходилось действовать отдельно. При всем этом они отлично сознавали свой долг — биться с врагами до последней капли крови. Арабам пришлось сильно считаться с таким сознанием армян и воевать с ними в продолжение 380 лет (640—1020), вплоть до появления турок-сельджуков. Хотя Армения была подчинена политической власти арабов, которые поставили там своих представителей, востиканов, иначе вест-ханов, но им не удалось ни обезоружить население, ни изменить внутренний строй его жизни и уничтожить нахарарские роды, чтобы легче поработить безначальный народ. Дамасские и багдадские халифы оправдывали этот неуспех перед магометанским миром тем, что законы пророка предписывают-де его наместникам относиться к народам и к их верованиям с терпимостью и не лишать их внутренней свободы. Между там эти самые законы нисколько не помешали тем же наместникам поступить совершенно иначе с Сирией, Египтом, Персией и даже Испанией, обладавшей несравненно более выгодными топографическими условиями для самозащиты, чем Армения. Армяне, предводимые доблестными нахарарами, то и дело восставали против господства арабов и по уничтожении их гарнизонов изгоняли востиканов из пределов армянской земли. Халифы посылали тогда новые войска в Армению, которые часто были разбиваемы наголову, а если победа оставалась за арабскими военачальниками, то они совершали над населением неслыханные жестокости. Так продолжалось «подчинение» Армении арабам, пока нахарарский род Багратидов не успел объединить несколько областей и приобрести такую силу, что багдадский халиф Магомет-Джафар вынужден был в 859 г. признать за князем Ашотом I Багратидом, через востикан Али-Армена, царскую власть с титулом шахин-шах (верховный царь).

Ставленники арабов в магометанской Персии зорко следили за усилением Багратидсв и за унижением перед «гяурами» наместников пророка. Поэтому персидский военачальник Джахап с 80.000 войском сеожиданно вторгся во владения Ашота, чтобы в корне же уничтожить вновь нарождавшееся по соседству с Персией христианское государство. Но после жаркой битвы на берегу Аракса с войсками Ашота Джахап потерпел полное поражение и едва спасся от плена.

Победа воинственного царя побудила багдадского хапифа снарядить на этот раз чрезвычайное посольство к Ашоту, послав ему царскую корону и порфиру (885 г.). Ашот принял посольство, с его представителем Исэ, в своей резиденции Ани, где и был коронован католикосом Геворком, окруженный нахарарами, среди общего ликования народа. Примеру халифа последовал вскоре византийский император Василий II, из династии армянских Аршакидое

По исследованиям проф. Венского университета Г. Гельцера, начиная с Льва III (717) четыре века подряд Византия имела императоров армянского происхождения. Хотя из них выдавались такие императоры, как Маврикий VI, Лев V Армянин (813—820), Константин Багрянородный, Иоанн Цимисхий, Василий I, Василий II Болгаробоец и другие, но, как отчужденные от своего отечества ренегаты, они проявляли всегда гораздо больше вражды к армянам, чем сами греки.
Из византийских полководцев армянского происхождения известны: победитель вестготов Нерсес, или Нарзес, Вард и др.

После этого арабы стали лицом к лицу уже с Багратидами, против которых и продолжали борьбу. Открытые со всех сторон для нападения врагов, Багратиды почти два века находились в постоянных войнах то с арабами, то с византийцами, то абхазцами и другими народностями Кавказа и, наконец, с турками-сельджуками.

АРМЯНЕ, ВИЗАНТИЙЦЫ, ТУРКИ-СЕЛЬДЖУКИ И ТУРКИ-ОСМАНЫ

В начале XI века в Армении появились орды турок-сельджуков, под предводительством Тугрил-бека, Начались новые кровопролития, причем византийцы превзошли всякую меру фанатизма и слепой ненависти к армянам. Несмотря на то, что в лице турок надвигалась опасность на их собственное государство, греко-римляне, из-за вражды к армянам, направили на них целую армию, чтобы одновременно с варварами смять и уничтожить все население Армении. Атакуемые с фронта и с тыла, армяне выказали необычайную храбрость. Стотысячная армия императора Михаила осадила столицу Ани и требовала её сдачи. Армянский воевода Вахрам сделал энергичную ночную вылазку из осажденного города и уложил на месте 20.000 греков, остальные в беспорядке бежали, преследуемые Вахрамом, далеко за пределы страны. Вслед за этим в Армению были отправлены императором еще две армии, но их постигла такая же участь. Ожесточение греков дошло до последних пределов. Они призвали на помощь арабского эмира Абуль-свара, и император Константин Мономах, для поддержки его, послал в Армению новые войска, под начальством полководца Николая. Греки опять потерпели неудачу и вернулись ни с чем. После этого они прибегли к подкупам влиятельных в Армении лиц, к разным хитростям и лжеприсягам, посредством которых им удалось овладеть Ани.

Величественные развалины Ани, между Александро-полем и Карсом, сняты многими фотографами, которые сбывают свои снимки, с пояснениями к ним, любителям старины, большей частью в Европе. В иностранной печати не раз высказывалось удивление, что армяне могли создать в короткое время и среди постоянных тревог варварских времен такой обширный и чудный город, который с честью служил бы столицей любому из нынешних европейских государств. Резиденцию Багратидов украшало множество дворцов самой изящной архитектуры из мрамора, черного гранита и других ценных камней, с мозаичными украшениями на стенах и потолках, обилие храмов, доходивших числом, по сказанию летописцев, до тысячи, были проложены просторные подземные дороги для поселян, снабжавших жителей столицы разными припасами, устроены водопроводы и пр.

Считавшийся неприступной крепостью, Ани имел только искусственные укрепления, возведение которых, судя по их размерам, должно было требовать от армян не менее труда и технических знаний, чем сооружения внутри города.

Став хозяевами края, греки учинили над армянами такие жестокости, какие им едва ли пришлось испытать даже от полчищ Тамерлана.

Что касается Тугрил-бека, то он после первого разгрома Армении отступил в Месопотамию, чтобы выждать гибель христианского государства от христиан же. Узнав об окончательном истощении армян, он направил на них большую орду. Греки предоставили армян их собственной судьбе. Несмотря на подкошенные византийцами силы, армяне оказали сельджукам мужественное сопротивление, всюду преграждали им дорогу и не сходили день и ночь с бастионов крепостей. Горе было городам, павшим под ударами варваров: они истребляли всех, не щадя и грудных детей. В одном городе Арцне было избито до 150.000 душ (1049 г.).

Целых семь лет бились дикие орды с армянами, но они все-таки не смогли окончательно сломить духа сопротивления в героическом народе. Наконец взялся за дело сам Тугрил-бек, двинувшись в поход с огромным полчищем. Раздражение армян достигло крайнего напряжения. Сражались все, кто только имел малейшую способность носить оружие, и старцы, и юноши, женщины и девушки. В одной жестокой битве был ранен сын известного сельджукского князя Асурана. Удалой армянин Татул, который попал в руки врагов, был признан виновником этого. Тугрил-бек велел привести его к себе и сказал: «Хотя ты должен быть четвертован за нанесенную моему любимцу рану, но я тебе дам свободу, если он останется жив». Татул ответил в бесстрашием Муция Сцеволы: «Если удар нанесен моей рукой, будь уверен, что он не переживет!». Через несколько дней княжич умер и Татул был казнен. Но Тугрил-бек, желая доставить некоторое утешение Асурану и показать своим, с какими мощными людьми ему приходилось бороться, велел отрезать правую руку Татула и послал ее Асурану.

Медленно подвигаясь вперед, Тугрил осадил город Маназкерт. Целый месяц он пытался взять его, пуская в ход тараны, катапульты и другие машины для метания камней и разрушения стен. Все оказалось тщетным. Один священник посредством придуманных им приспособлений парализовал силу ударов в стены, а некий франк (европеец) какими-то взрывчатыми средствами сжигал и приводил в негодность деревянные части осадных машин. Тугрил снял осаду и всю злобу выместил на жителях города Арцкэ (нынешний Адельдживаз), сровняв его с землей и никого не оставив в живых. После Тугрила пришел со свежими силами его брат Алпаслан. Хотя изнеможенные армяне продолжали еще бороться, но вся их энергия была уже исчерпана, и сельджуки довершили полнее покорение Центральной, Нагорной и Малой Армении в конце XI столетия.

Центральную Армению составляли нынешняя Эриваи-ская губерния и Карсская область, Нагорная же Армения и часть Малой Армении с Васпураканской областью занимали пространство нынешних шести турецких вилайетов — Эрзе-румского, Харпутского, Битлисского, Диарбекирского, Венского и Мамул-ул-Азизского, для христианского населения которых так безуспешно добивается Европа от Турции реформ, обещанных ею в 61-й статье Берлинского трактата. Армения во время своего могущества состояла из 15 областей с 189 подразделениями. Входившие в ее состав на окраинах Удинское, Сюнийское и отчасти Васпураканское княжества еще долго продолжали свое существование по прекращении политической жизни в Армении.

Вслед за армянами очередь дошла до греков, которые, вместо помощи армянам, только толкали их в пропасть.

Не устояв против сельджуков, греки ушли из своих малоазиатских владений. Новые последователи Магомета, основав здесь несколько султанатов и эмиратов, проникнутые общей враждой к христианам, стали угрозой не только для близкой к упадку Византийской империи, но и для всего христианского мира. Почуяв эту опасность, Европа выступила вскоре против них крестовыми походами. Но греки все-таки понесли заслуженную кару за свои грехи, когда в XIII столетии появились турки-османы. Присоединившись к родственным туркам-сельджукам, османы, благодаря организаторскому таланту своих предводителей, объединили отдельные магометанские государства и положили основание Османской, или -Оттоманской, империи (1300 г.). Вскоре она наложила оковы многовекового рабства на армян, как и на самих греков и на славян Балканского полуострова, к которым греки питали также всегда ожесточенную неприязнь. Между тем, по мнению многих историков, если бы греки в свое время оказывали армянам поддержку или, по крайней мере, оставляли их в покое, то сельджуки не утвердились бы в Малой Азии, не появились бы на сцене османы и не было бы тех страданий, которые пришлось терпеть столько веков подвластным Турции христианским народам.

Таковы бывают последствия слепой ненависти, грубого фанатизма и коварной политики, какой держалась Византия!..

АРМЯНЕ В КИЛИКИИ. ВИЗАНТИЙЦЫ, ТУРКИ-СЕЛЬДЖУКИ, ТАТАРЫ, ТУРКМЕНЫ, ЕГИПТЯНЕ И КРЕСТОНОСЦЫ

Вечно новые враги и тысячелетняя борьба с ними, естественно, должны были развить в армянах сильный характер и крепкий дух и выработать из них таких закаленных воинов, какими мы уже видели их. Тем не менее сверхчеловеческое напряжение сил, доведшее их до крайнего истощения, исключало, казалось, всякую возможность каких-либо попыток с их стороны к созданию нового государственного организма.

Да и откуда бы могли взяться смелость ринуться в дальнейшую борьбу и стремление к новой самостоятельной жизни у народа, по-видимому похороненного уже под пеплом и развалинами, плававшего бездыханным трупом в потоках крови! Как бы то ни было, но факт тот, что спустя только год после прекращения византийцами политической жизни армян в Центральной, Нагорной и Малой Армении, близкий родственник злополучного последнего Багратида Гагика ll-го князь Рубен основывает в византийской провинции Киликии королевство, просуществовавшее около трех столетий (1080— 1375 г.).

Киликия, получившая свое название от жившего там в древности семитического племени киликосов, лежит в юго-восточной части Малой Азии, между 36°—37° восточной долготы; имеет в ширину, с севера на юг, 80—100 верст, а в длину, с запада на восток, 400 верст. С юга она омывается Средиземным морем, а с прочих сторон окаймляется отрогами Таврских гор, покрывающих своими разветвлениями большую часть страны. В гористой части Киликии, представляющей собой нечто вроде кавказского Дагестана, кроме быстротечных рек много горных потоков и водопадов. Из рек часто упоминаются греческими писателями Пирамос (теперешний Джейхун), Сарос (Сейхун), Каликаднос (Гёк-су, или Селевке-су, в котором утонул Фридрих Барбаросса в 1190 г.) и Киднос (Тарсус-чай, в быстринах которого едва не погиб Александр Македонский).

Первобытные жители Киликии были очень свободолюбивы и лишь номинально подчинялись персам, селевкидам, и с 63 года до P. X. — римлянам, которые собственно держали в покорности одну лишь равнинную Киликию. Впоследствии эта страна вошла в состав Византийской империи.

Князь Рубен, пылая ненавистью к грекам за их варварский поступок с его родственником и их жестокое обращение с армянами, задался целью отомстить им. В 1080 году он явился в Киликию, где уже были разбросанные поселения армян, образовавшиеся из выходцев, сбежавшихся сюда во время войн персов, арабов, византийцев и сельджуков в Армении. С горстью удальцов он укрепился в Таврских горах, призвал под свое знамя тамошних, а также других армян и с их помощью стал наступать на греков. Началась неравная борьба армян с греками, к которым присоединились затем турки-сельджуки, египетские мамелюки, туркмены и некоторые тюркские племена, но тем не менее страна осталась в руках армян.

Вот некоторые отрывки из истории этой геройской борьбы, в которой твердость воли и несокрушимость жизненной энергии гайканского народа проявились еще с большей силой, чем мы это видели доселе.

ТОРОС I РУБЕНИД

Внук Рубена Торос для расширения своих владений, затеял войну с греками, остававшимися в Киликии, приступом взял их город Аназарбу, иначе Анарзабу, и занял все его окрестности (1100 г.). Сельджукские султаны в Иконии, как и туркмены, подстрекаемые Византией, напали внезапно на Тороса, но так жестоко поплатились, что долго помнили его имя и Киликию стали называть «страною Тороса». Армяне возобновили бой с византийцами и отняли у них несколько важных укреплений, в том числе и приморский город Адану.

ТОРОС II РУБЕНИД

Торосу I наследовал его брат Левон I, который, отняв у греков главный город Киликии Таре и Ма-местию, приобрел прочное положение в стране. Тогда византийский император Иоанн Комнен с большим войском высадился в Киликии, имея при себе своего воинственного сына Исаака. Началась ожесточенная война с армянами, у которых греки отбили Таре, Аназарбу, Маместию и Адану, но нас-ледовавший Левону его сын Торос II силой оружия свернул эти города и угрожал грекам истреблением их остатков в Киликии. В это время византийским императором был уже Эммануил Комнен, который поспешил окончить войну с маджарами, чтобы направить все силы против Тороса. Он назначил своего двоюродного брата, Андроника Комнена, цезарем (главнокомандующим) и послал его со значительным отрядом в Киликию (1152 г.).

Торос засел в укрепленном городе Маместии и спокойно ждал неприятеля. Греки осадили город и хотели взять его измором. Продовольствие оборонявшихся пришло к концу, и Торос вступил с Андроником в переговоры. О безусловной сдаче он и думать не хотел, а обещал признать за византийским императором сюзеренные права над Килики-ей лишь в том случае, если тот со своей стороны признает права Тороса над завоеванной его предшественниками частью Киликии. Но цезарь категорически требовал полной капитуляции, задавшись целью «везти его скованным в Константинополь».

Торос пришел в ярость и решил немедленно покончить с греками. Пользуясь темнотой ночи и проливным дождем, он распорядился сделать брешь в одной части стены, вывел войска из крепости и неожиданно обрушился на греков. Сонные греки совсем растерялись, и большая часть их была перебита, а остальные взяты в плен. Лишь цезарь со штабом могли спастись, обратившись вовремя в бегство. Обезоруженных солдат выстроил в шеренгу, и Торос объявил, что дарует им свободу в уверенности, что ни у одного из них другой раз не поднимется рука на армян. Снабженные съестными припасами, солдаты были отпущены на все четыре стороны, офицеров же Торос приказал заковать в цепи и потребовал, чтобы они сами назначили себе выкуп. Пленные предоставили оценку своей жизни усмотрению Тороса, рассчитывая польстить этим его самолюбию и добиться легкого выкупа. На это последовал ответ, что «если бы жизнь офицера византийского императора имела в глазах его противника какую-нибудь цену, то он не стал бы продавать их свободу, как простой товар». Униженные этим, офицеры оценили себя очень дорого, и византийское правительство вынуждено было уплатить Торосу большую сумму, которую царь, на глазах пленных, велел раздать своим войскам.

Не решаясь после этого состязаться с Торосом, император Эммануил Комнен прибег к сельджукам. Он подстрекнул против него иконийского султана Максута, взяв на себя все военные расходы. Мак-сут вторгся в Киликию, но принужден был отступить, ввиду больших приготовлений Тороса. Ком-нен вторично снарядил его в поход. Максут осадил крепость Тиль, послав остальное войско на другие укрепления. Однако это войско по дороге наткнулось на отряд брата Тороса, князя Степана, и было истреблено до единого человека. К тому же вскоре появилась страшная эпидемия в лагере Максута, и он обратился в бегство, преследуемый конницей Тороса (1154 г.). Погоня за сельджуками продолжалась безостановочно, лишь немногим удалось спастись на своей земле.

Эммануил Комнен после этого вооружил против Тороса Рено-де-Шатильона, регента антиохий-ского правителя. Вовсе не ожидав враждебного действия со стороны христианского соседа, Торос сначала отступил, чтобы собраться с силами, а потом вступил с ним в бой. Шатильон сильно пострадал и видя, что ему одному не справиться, призвал себе на помощь рыцарей разных орденов, но Торос счел благоразумным помириться с ним и заручиться его союзом. Шатильон оказался вскоре очень полезным союзником: не получив от Комне-на обещанного вознаграждения, он вместе с Торосом обратил оружие против византийцев, благодаря чему Торосу удалось присоединить к своему королевству еще новые земли — горные части Фригии и Исаврии.

Эммануил Комнен выказал, однако, большое упрямство, послав в Киликию новое войско, под начальством Андроника Эфербена. В первой же битве с Торосом 3.000 греков остались на месте, другая же их часть разбежалась, а Эфербен попал в плен. Тогда уже сам император собрался в поход. Но иерусалимский король Балдуин III и некоторые владетельные князья из крестоносцев, предвидя большое кровопролитие, взялись помирить двух противников. Торос вернул Комнену две крепости Аносарбу и Маместию, и то лишь номинально, так как вместо гарнизона император обязался оставить там только по одному своему представителю (1159 г.).

Среди постоянных тревог воинственный Рубе-нид Торос II оказывал существенную помощь крестоносцам. Алеппский султан Нур-Эддин являлся опасным врагом для христианских князей в Сирии. Торос держал его в страхе и помог князьям отнять у Нур-Эддина город Цезарею. Брат же Тороса, князь Степан Рубенид, отнял у иконийского и сева-стийского султанов некоторые земли и образовал из них отдельное княжество. Андроник Эфербен, освобожденный из плена у Тороса, по ходатайству иерусалимского короля, состоял в это время наместником императора в приморской части Кили-кии. Затаив в душе злобу, он прикинулся другом Степана и пригласил его к себе в гости. Доверчивый Степан поспешил к нему в ожидании сердечного приема, но вместо дружеской трапезы ему был приготовлен большой котел с кипящей водой, куда он был брошен живьем, как только показался. Еще до того брат Тороса Рубен, взятый в плен греками, был ослеплен и задушен в Константинополе.

Эти два злодеяния глубоко возмутили Тороса. С быстротой сокола он налетел на Эфербена и уничтожил его гарнизон, состоявший из 10.000 человек (1163 г.), что и послужило поводом к новым столкновениям с Эммануилом Комненом. Император послал в Киликию Андроника Комнена, однажды уже разбитого Торосом, Андроник пришел с громадными силами и уже вполне надеялся «увезти Тороса в Константинополь в цепях», Расположившись лагерем близ позиции, на которой ожидал его Торос, Андроник в оскорбительной форме предложил ему сдаться без всякого боя. Но Торос, отвлекая его внимание разными маневрами, разделил свои войска на несколько небольших отрядов, часть которых послал неприятелю в обход, а часть скрыл в лесу. Затем, заманив Андроника в засаду, он нанес ему такое поражение, что один только цезарь и несколько его приближенных каким-то чудом избегли плена. С получением печального известия в Византии немедленно было послано в Киликию новое войско, вверенное Константину Каламану. Произошла жаркая битва под Тарсом. Греки были разбиты в пух и прах, а Каламан взят в плен. После этого греки более но осмеливались думать о войне с Торосом II.

ЛЕВОН II РУБЕНИД

Левон II вступил на престол в 1185 году, спустя 105 лет после прихода Рубена I в Киликию. В течение этого времени армяне завершили полное покорение этой страны, на которую византийцы перестали уже иметь какое-либо притязание. Поэтому Левон II обратил внимание главным образом на укрепление границ своего государства и введение новых порядков в нем. Он выработал целый проект законодательных и административных реформ, улучшения путей сообщения, поднятия земледелия и торговли, урегулирования отношений между разными сословиями, расширения прав рабочих классов и пр. Мудрый правитель, видя свое королевство, окруженное непримиримыми врагами христианства, стремился упорядочить внутреннюю жизнь своего народа, развить его материальное благосостояние, сблизить между собою высшее, среднее и низшее сословия, чтобы придать государству надлежащую силу и сделать его более способным для дальнейшей борьбы за свое бытие.

Магометанские соседи, желая затормозить начинания Левона, сговорились между собою ударить на него с разных сторон. Сперва пошел на него иконийский султан Рустем, но его войско было разбито, и он сам пал в битве. Вслед за ним появились войска алеппского и дамасского султанов. Оба противника также потерпели поражение и отступили с большим уроном.

Спустя некоторое время египетский Султан Са-лах-Эддин, пользуясь внутренними раздорами латинских князей в Палестине, отнял у них Иерусалим (1187 г.). Видя Святую Землю опять в руках магометан, крестоносцы предприняли новый поход из Европы, под предводительством германского императора Фридриха I Барбароссы. Дойдя до Иконии, император снарядил посольство к Левону, прося его помощи в общехристианском деле. Крестоносцы сильно страдали от недостатка провизии. Левон, по примеру своих предшественников, горячо откликнулся на зов императора и немедленно послал крестоносцам много продовольствия и конницу для встречи Фридриха у границ своего царства. Имея войско наготове, Левон ожидал со дня на дань благочестивого императора, чтобы идти вместе с ним на освобождение Иерусалима, как вдруг получил горестное известие о гибели Барбароссы в реке Каликаднос (1190 г.).

Огорчению Левона не было пределов. Он сделал, что только мог для облегчения участи христианских воинов. Добрая слава о Киликийском царе разнеслась по Европе. Германский император Генрих V, по соглашению с папой Целестином III, послал Левону корону и знамя с изображением на нем Льва. Эти дары привез Левону кардинал Кон-радий. От других государей Европы ему также были присланы разные подарки. Византийский император Алексей Ангел, хотя смотрел завистливыми глазами на оказанные своему недругу почести, но не мог отстать от других и послал ему корону, чем он торжественно признал верховные права Рубени-дов над государством, образовавшимся из византийских владений.

Подобным же образом киликийские короли защищали свое небольшое государство еще более столетия после смерти Левона II. Они почти беспрерывно воевали с сельджуками и египетскими султанами, как и с туркменами и всеми прочими, действовавшими то отдельно, то вместе. Несмотря на сравнительную слабость своих сил, вожди кили-кийских армян выказывали чудеса храбрости и держали всех в почтительном отдалении. Число войск, которыми располагали Рубениды, редко превышало 60—70 тысяч пехоты и 20—25 тысяч конницы. Но при умении пользоваться ими, применяясь к гористой местности, предводители войск молодецки справлялись с противниками.

В первой половине XIII века из Средней Азии вышли орды татарских ханов, которые, разгромив Персию, Армению и Сирию, направились к Киликии. Иконийский султан Гаяс-Эддин не мог сопротивляться татарам, которые заняли его землю. Далее этого султаната были границы Киликийского королевства. Однако татарские ханы Бачу, Манго, Хула-гу и другие, принимая в расчет силу Рубенидов, охотно вступали с ними в союз для уничтожения сельджукских султанатов; татары были еще тогда язычниками и не имели религиозной общности е сельджуками-магометанами.

В 1341 году, со смертью Левона II, пресеклась династия Рубенидов в мужской линии и киликий-ский престол перешел к французскому роду Люзиньянов, вступивших в родство с Рубенидами в 1295 году. Воцарение Люзиньянов в Киликии повлияло деморализующим образом на армянский народ. Сделавшись послушными орудиями римских пап, они домогались обратить народ в католичество, поэтому поощряли основавшиеся в Палестине католические ордена к утверждению в Киликии и совращению армян в латинство, производили давление на армянское духовенство, преследовали князей, заступавшихся за свою церковь, и т. д. Папы оказывали Люзиньянам сильную нравственную и материальную поддержку для торжества католичества в их государствах, но армянский народ энергично отстаивал свою веру, за которую проливал так много крови. Крестоносцы, забыв свою прямую миссию — освобождение Святой Земли от мусульман, служили интригам папского двора против армян или были заняты распрями между собой.

Все это было египетским султанам как раз на руку: они искали только случая отомстить киликий-цам за поданную ими помощь «ненавистным гяурам» — крестоносцам.

После нескольких вторжений египтян в Киликию, в 1345, 1366, 1371 годах, египетский султан Мелик-эль-Ашреф-Шабан решил прекратить существование этого христианского государства и в 1374 году, с большим отрядом мамелюков, послал в Киликию своего брата Ахмеда. В это время царствовал здесь совершенно олатинившийся Левон VI Рубенид-Лю-зиньян. Рассчитывая на папу и Европу, он тщетно обратился к ним за помощью. Относившиеся к нему несочувственно, армяне не проявили также охоты дружно пойти на врагов, тем более, что они видели мало разницы между господством магометдн и католиков. Обескураженный Левон VI с небольшим числом своих приверженцев заперся в крепости Капан, которую обложили мамелюки. Не получив в течение 9 месяцев никакого подкрепления извне, Левон сдался им в плен, они взяли его вместе с семейством в Каир. Ашреф-Шабан обещал пленнику свободу, если он примет магометанство. Предложение было отвергнуто, и Люзиньян целых семь лет оставался заключенным в каирской тюрьме, пока султан не умер. Тогда короли кастильский Иоанн и арагонский —Петр IV обратились с ходатайством об освобождении узника к преемнику Шабана, султану Ахмеду. Ахмед дал Левону VI и его семейству свободу в 1382 году. Этот последний из киликийских Люзиньянов отправился в Рим к папе Урбану II, чтобы при его содействии поднять новый крестовый поход*'. С горячей рекомендацией папы он предпринял поездку в Испанию, Францию и Англию, с целью склонить королей этих стран к начатию похода. Те приняли его очень радушно, назначили ему большую пенсию, дали также громкие титулы, предоставили в его распоряжение свои дворцы, дальше же этого ни шагу не сделали. Потеряв всякую надежду на возвращение короны, Левон VI отрекся от мира и поступил в монастырь Целестинов, в Париже, где и умер 29-го ноября 1393 года.

После смерти Лезона VI титул «армянского царя» носили правители Кипра из фамилии Люзиньянов. В XV веке последний представитель этого рода на острове Кипр передал своэ пра-о на армянскую корону Венецианской республике. От Венеции этот ничего на значащий титул перешел к гьемовтскому дому в Савойе, связанному с Люзиньянами браком с одной принцессой из их рода. Отсюда и право итальянских королей именовать себя «гех Armeniae»...

Из Киликийского королевства осталось доселе на прежнем его пространстве в Турции до 350 тысяч армян, из которых 35—40 тыс. живут в Зейтунском округе, сохранившем свою полунезависимость до наших дней.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сделав сжатый исторический обзор жизни армян с древнейших времен до 1375 г., г. Никогосов заключает...что Армянское государство постоянно являлось в тех ролях, которые были обозначены г. Никогосовым в четырех пунктах, как имеющие несомненную важность, а именно в ролях: а) прямо или косвенно вызывающей стороны; б) способствующей торжеству одних и гибели других; в) привлекающей на себя внимание разных завоевателей; г) в особенности же борющейся одновременно или последовательно одна против многих.

Г. Никогосов, подвергая тщательной критике суждения профессора Патканова, говорит: "Но вот что еще более странно: почтенный профессор расписывает экономическое положение древней Армении в самых заманчивых красках, представляя её чуть ли не земным раем, а в заключение говорит, что «Армения не была, насколько известно, родиной культурного народа»! Если она не была родиной такого народа... то кто же возделывал поля и долины, которые «снабжали не только жителей страны, но и соседей хлебом, вином и маслом»? Кто разводил «стада превосходного скота и лошадей, достоинства которых были известны древнему миру»? Через чье посредство «значительная часть индийской торговли до последнего времени шла через Армению к Понту»? И т. д. Профессор, несомненно, понимал прямое значение слова культура, под которым непосредственно разумеется возделывание земли, разрабатывание ее природных богатств, развитие торговли и промышленности, — так как же, признавая все это за Арменией, он утверждает, что она «не была родиной культурного народа»? Но предположим, что под культурой наш профессор разумел так называемую цивилизацию и наличность блестящих проявлений духовного творчества. И в этом смысле культурными он считал другие народы, как-то: ассириян, египтян, персов, греков и римлян, а живших «в центре цивилизованных народов древнего мира» армян — «некультурными», В таком случае он допустил все-таки большую односторонность и отсталость своих взглядов на значение цивилизации. Какой же ученый считает ныне нормальным развитие цивилизации там, где рядом с несколькими десятками философов существовало несколько миллионов рабов; где небольшая кучка людей витала в области идей и фантазий, а массы томились в закабаленном положении голодных пролетариев; где цари и жрецы, стоя во главе исключительно господствовавшего класса, заняты были сооружением висячих садов, пирамид, колонн, храмов и триумфальных арок, а большинство населения влачило жалкое существование бесправных людей, низведенных до степени скота?

То ли было в Армении дохристианского периода, которую именно подразумевал проф. Патканов, говоря об армянской некультурности? Всем знакомым с историей Армении известно, что это была единственная страна в мире, в которой никогда не существовало ни каст, ни рабов, ни крепостных, с самого начала ее политического бытия до его конца. Понятно, как трудно было армянскому народу явить собою подобное «некультурное» исключение, не подражать порядкам, царившим у сильных соседей, и не подвергнуться их «культурному» влиянию. Между тем, никакие законы, никакие нравы и обычаи могущественных государств, так или иначе воздействовавших на армян, не могли заразить их духом неволи и порабощения, которого они не только не признавали в отношении своих единокровных братьев, но также и покоренных ими народов или взятых в плен во время войны чужестранцев. Все инородцы, силой ли захваченные, или добровольно приютившиеся в Армении, со вступлением на её территорию получали полную свободу и равные с армянами права. Примеров тому многое множество.

Существовавшие в Армянском государстве четыре сословия — дворянство, состоявшее из нахарарских родов, жрецы, горожане и поселяне — находились лишь в естественной зависимости друг от друга, соблюдая взаимные и общие интересы. Каждое из них, оставаясь верным своему назначению, пользовалось известным влиянием на общегосударственные дела. У армян не имелось понятия ни о каком «презренном классе». Тяжелый труд, выпадавший на долю земледельческого класса, не считался в Армении делом людей «презренных», наоборот — таких, которыми наиболее дорожило государство. Земля была для поселян, а они для земли, все же и всё — для отечества. Обеспечение личной свободы и права собственности за всяким тружеником поощряло всех к усердной работе и развивало инициативу и предприимчивость в разных отраслях сельского хозяйства, промышленности и торговли. Богатство армянского народа никогда не иссякало, почему и привлекало всегда внимание жадных соседей.

Экономическое благосостояние страны много выигрывало от почтительного отношения к слабому полу. Женщина в Армении если и не была предметом особого культа, то, во всяком случае, ей было отведено весьма почетное место в домашнем быту. Гетер в этой «некультурной» стране никогда не было. В силу освященного обычаем одноженства, жена у армян была искони верным другом мужа и властной хозяйкой семейного очага. В сельском хозяйстве и промышленности армянка являлась неутомимой производительницей, но не несла грубой работы, которая была уделом мужчин. Обычное право защищало женщину от всякого проявления мужского произвола. Чувство справедливости, гуманности и патриотизма воспитывалось в народе под руководством матери. Мать простолюдина и мать нахарара или царя одинаково были чтимы всяким.

Видим ли мы, однако, все это в странах астрологов и философов, великих ораторов и законодателей, грандиозных колоннад и чудовищных пирамид? Следовательно, древняя Армения по своему социальному строю, по свободе личности и труда, по обеспеченности человеческих прав представляла собою страну, в которой, в сущности, только и могла развиться культура в том практическом м утилитарном направлении, которое составляет отличительную черту современной нам цивилизации, в особенности Нового света. В значительной мере этим-то и объясняются жизнеспособность Армянского государства и быстрое оправление его от нанесенных ему ран...

Вовсе не нужно быть ученым, замечает г. Никогосов, чтобы знать, что «прорезывающие Армению горы» лишь местами пересекают Армянское плоскогорье, которое ни с каких сторон не защищено сплошными хребтами, подобными Кавказским, Пиренейским, Альпийским, Карпатским и Балканским. Для вторжения в Армению нигде не встретишь природных преград и таких снежных перевалов поперек дороги, как Шах-Даг, Салават, Сен-Готард или Шипка. Есть только изолированно торчащие горные вершины — Арарат, Алагяз, Кёсе-Даг и пр., кругом открытые для неприятеля. В Нагорной Армении нет также узких горных проходов, которые давали бы возможность незначительными отрядами удерживать превосходящие численностью неприятельские силы. В этой стране не встретишь ни Новочинского ущелья, ни Ханькиойского прохода Балканских гор, ни Сьерра-де-Бускако или Гуипускои Пиренеев. В Армении можно найти раскинутые и прерывающиеся горные отроги, отдельные возвышенности, годные для стратегических позиций и для сражений с большими силами, но отнюдь не для «легкой защиты» страны от неприятельских вторжений. Наоборот, долины четыре рек — Тигра, Евфрата, Аракса и Чороха, берущих начало на Армянском плоскогорье, всегда служили очень удобными для неприятелей путями в глубь страны.

Если бы армяне находили в горах естественную защиту, то к чему им было укреплять свои города и только в них обороняться против персов, римлян, греков, арабов, сельджуков, татар и др.? Наконец, нынешняя Азиатская Турция представляет нам, собственно, бывшую Армению. Где тут горы, помешавшив вторжениям русских в эту территорию в кампании 1853—55 и 1877—78 годов? Да, была и есть крепость Карс, стоящая на горе, но это скорее укрепленный город, чем безыскусственная твердыня. Эрзерум же лежит на равнине, и к нему с двух только сторон примыкают возвышенности, обращенные в форты Азизие и Кирамитли, а прочие части крепости возведены из земли и камня трудами турецких солдат и искусством английских инженеров. Баш-Кадикляр, Кюрюк-Дара, Авлиар, Драм-Даг и другие исторические места победоносных битв русских с турками были только выгодными позициями, на которые опирались то русские, то турки, с большими боевыми силами...

Разбирая причины возникновения войн между разными государствами и появления на сцену Александров Македонских, Ганнибалов, Цезарай, Аттил, Чингиз-ханов, Тамерланов и др.. г. Никогосов признает такими причинами экономические и политические обстоятельства, недостаток земли или её скудную производительность, государственный и социальный строй, некультурность иных народов и их хищнические инстинкты. Всё это и вызывало завоевательные стремления в народах и создавало великих полководцев.

После сформирования государственного организма и округления своих границ у армян не было ни одной из этих причин, по которой им представлялась необходимость в завоеваниях. Демократическая монархия вполне соответствовала народному духу. Социальный строй был установлен естественным путем, без всякого насилия сверху. Количество и качество земли более чем удовлетворяло потребностям населения. В нравах народа не было ни хищничества, ни деспотизма, ни тщеславия, При таких условиях какие у армян могли быть побуждения к завоеваниям? Ведь хлеба и места ищет тот, кто голоден, а не сыт. Но что армяне при иных условиях их жизни и ином положении их страны могли бы явиться не менее завоевательными, чем другие народы, и что могли бы также дать истории Киров, Ксерксов, Сезострисов, Ганнибалов и проч., это не подлежит никакому сомнению

Давали же они другим народам известных в истории полководцев, так отчего не могли бы иметь их сами?

Если можно было бы выразить какой-нибудь конкретной величиной совокупность всех усилий и способностей, выказанных в Армении массой отдельных героев в деле защиты своего отечества против почти всех завоевателей мира, то неужели все это не уравновесило бы талантов многих известных в истории полководцев? Если принять во внимание самоотверженность армян и количество жертв жизнью и имуществом, какие они приносили в течение целых сорока веков в кровавой борьбе с разными народами, то разве все это не заменит собою тех усилий и жертв, которыми достигались величайшие в мире завоевания? Завоевательная способность народа находится притом в прямой зависимости не только от внутренней его организации и военных дарований, но еще и от количества народонаселения...

Армяне были, в количественном отношении, небольшим народом, но в свое время завоевали в Малой Азии гораздо больше земли, чем было им под силу и чем даже нужно было. Поэтому, при самом скверном географическом положении страны, они всячески старались удержать лишь то, что имели, а не распространяться бесцельно, ради одной славы или процесса завоеваний. Будь в условиях армян, равно как и боевых грузин, какой угодно из завоевательных народов мира, вряд ли он мог сделать больше, чем они сделали, и поступать иначе, чем они поступали. Профессор Патканов, однако, игнорирует все эти обстоятельства и сокрушается: отчего его предки не одержали верх над соединенными силами других народов и стихий и не являлись распорядителями земель и владыками морей!...

Нам могут заметить, говорит г. Никогосов, что мы отвечаем не на вопрос, поставленный проф. Паткановым: ведь он ведет речь о (несамостоятельности «жителей» Армянского государства, под управлением царей и нахараров, т. е. о внутренней, а не внешней или политической несамостоятельности армян. Но если его слова понимать в таком смысле, то мы позволим себе сказать, что почтенный профессор говорит сущую небылицу, так как внутренняя самостоятельность народа или жителей Армении никогда ничем не нарушалась в продолжение всего существования Армянского государства. И эта самостоятельность продолжалась в собственней Армении 3076 лет, - (при Гайкидах — 2300 лет, при Аршакидах — 582 года, при Багратидах —194 года ). в Киликии — 295 лет, а со включением сюда междуцарствий самостоятельность жителей Армении будет считать за собою около четырех тысяч лет...

Не в отсутствии у жителей Армении политического смысла и известных принципов нужно искать причину того, что в ней не создалось крепкого, т. е. объединенного, дисциплинированного и единодержавного царства, а в слишком неблагоприятных внешних обстоятельствах, в географических и топографических условиях страны, в значительной мере также и в характере народа.

Да и напрасно думает проф. Патканов, что если бы армяне создали такое «крепкое царство», как ассирияне, вавилоняне, персы, египтяне и др., то это было бы лучше для них. Вовсе нет! Подобное царство, при географическом положении Армении, повело бы их лишь к скорейшей гибели, и существование Армянского государства не продлилось столько веков, но об зтом поговорим в своем месте. Пока ограничимся замечанием, что крепость государства обусловливается не столько его внешней формой, сколько тем патриотизмом, храбростью и мужеством, о которых говорит г. профессор. После мидийцев, каппадокийцев, ассириян, персов, македонян, селевкидов, понтийцев, парфян и др., могущественные римляне три столетия подряд (70 г. до P. X. — 226 по P. X.) тягались с армянами, но многого ли они добились? Что же это доказывает, как не крепость Армянского царства, одного представителя которого, Тиграна, Цицерон, вероятно не без-основания, назвал «potentissimus rех», когда он говорил свою известную речь в сенате pro lege Manilla. Откуда же мог взяться «могущественнейший царь» без «крепкого царства»? Если бы не явились после римлян один за другим персы, арабы, византийцы, турки-сельджуки, турки-османы, татары, туркмены и пр. и если бы армянам не приходилось вести со всеми этими народами нескончаемые войны, то Армения, сильно окрепнув, чего доброго, явилась бы той грозой для соседей, какой желательно было её видеть проф. Патканову в «общечеловеческой истории». Но нам кажется, что профессору нечего было конфузиться за своих предков: они не могли угрожать самостоятельности других, но зато с избытком давали чувствовать свои силы тем, которые угрожали их собственней самостоятельности...

Быть может, безусловная покорность своей судьбе малоазиатских армян в Турции в течение последних пяти с лишним веков казалась профессору малодушием и недостойным отношением к своей родней земле? Но разве не в той же покорности пребывали все христиане Балканского полуострова, пока за них не заступилась могущественная Россия, не раз обнажавшая меч в защиту их прав? И что могли бы сделать два-три миллиона безоружных армян против миллиона турецких ятаганов? Притом, каково было могущество Турции в прежнее время? Она мерялась силами со всею Европой, представители которой удостаивались лицезреть халифа не иначе, как в халате и туфлях, т. е. преобразившись в правоверных! Персия, под властью которой находилась часть Армении, была не менее сильна. Не правда ли, против этих-то грозных держав и следовало восстать армянам... Ну, и восстали в 1894—96 гг.— и что же выиграли, принесши больше жертв, чем французы и пруссаки вместе взятые в 1870-м году? Разве что заплатили слишком тяжелую дань любви к своей родной земле, оставив 300 тысяч тел на удобрение её почвы и свыше 50 тысяч бесприютных сирот, скитающихся голыми и голодными по всему пространству Малой Азии!..

окрепшему веками в традициях свободы народу несвойственно было признавать деспотическую власть за своими царями, тем более воздавать им божеские почести, как это было в Ассирии, Египте, Персии и других странах древнего мира. На своих царей, не говоря уже о князьях, народ смотрел как на простых смертных, которые призваны были служить его собственным интересам. Это служение состояло, главным образом, в том, что они, как опытные в военном деле люди, должны были вести свой народ в бой против врага, грозившего его внутренней самостоятельности. Если царь не стоял на высоте своего призвания, народ от него отворачивался и предпочитал чужеземную власть, с условием, чтобы иноземный правитель на посягал на его права и самостоятельность. Против подобных недостойных царей и восставали иные на-харары, как ближайшие выразители воли и настроения народа; они-то и «сносились с соседним государством» и искали в нем поддержки против нелюбимого царя, от которого народ хотел отделаться. Бывали, разумеется, честолюбивые нахарары, преследовавшие своекорыстные цели, но во всяком случае они обставляли свои действия так, чтобы народ видел в них ревнителей своих жизненных интересов.

Таким образом, сильная деспотическая власть, опирающаяся на касту привилегированных людей, а массу держащая в порабощении, как это было напр. в Египте, Ассирии, Персии и почти во всей Азии, в Армении никогда не существовала и существовать не могла. И от этого ни народ, ни государство вовсе не были в проигрыше — напротив, значительно выигрывали...

Принося невероятные жертвы ради сохранения христианства, привившегося к ним раньше и легче, чем к другим народам, армяне отличались всегда полной религиозной и национальной терпимостью к подчиненным им язычникам, сектантам и разным иноверцам. Это объясняется тем, что, воюя под знаменем христианства, они вели борьбу прежде всего во имя свободы и человеческих прав, которыми одинаково дорожили как во время христианства, так и в языческие периоды своей жизни. Поэтому мы видим в языческой Армении нахарарские роды, напр., Багратидов, исповедовавшие веру своих праотцев — иудеев.

Род Багратидов, по сказаниям Моисея Хоренского, был выведен из Иудеи, во II веке до P. X. араратским царем Грачией, именуемым Урсой в ассирийских клинообразных надписях, открытых бывшим французским консулом в Мосуле Эмилем Ботта в 1843 г. в деревне Хорсабад близ древней Ниневии. Урса долго боролся с ассириянами и предпринял поход в Иудею, откуда выселил много пленников в Армению. В числе их находился знатный иудейский князь Смбат, или Шамбат Багарат, со своим родом. В Армении иудеи были оставлены при своей религии, и род Багарата был возведен в нахарарское достоинство, под именем ишханов Багратуни, князей Багратидов (окончание tides придано греческими писателями, от которых и заимствовали его историки других народов). Одна ветвь Багратидов утвердилась на престоле Грузии в VI веке по P. X. в лице Гурама I (575—600). Из грузинских Багратидов, называвшихся там Багратиони, наиболее прославились: Давид Возобновитель (1089—1125), Георгий III (1154—1184), Тамара (1184—1212), Георгий Блистательный (1318—1346), Вахтанг VI Законодатель (1703—1734) и Ираклий II (1738—1739). Известный герой отечественной войны 1812 г. князь Багратион, которому воздвигнут памятник на Бородинском поле, где он пал геройской смертью, принадлежал к роду грузинских Багратидов.

В христианской же Армении жили спокойно, не терпя никакого стеснения со стороны правительства, духовенства или народа, поклонники солнца, огня или дьявола (нынешние езиды). Репутация армян, как гуманного и великодушного народа, была до того известна древнему миру, что все гонимые цари, полководцы и знатные роды из разных стран спасались бегством в Армению, находя там всегда радушный прием, как напр. Митридат, Ганнибал, князья Мамиконяны и Дженбакуриан-Орбелианы из Китая, Аматуни из Персии и др. Ввиду этого в своей многовековой борьбе с языческими, магометанскими и христианскими врагами, армяне воодушевлялись преимущественно чувством свободы и патриотизма, а не религиозного фанатизма, как это пытаются представить иные из армянских духовных писателей...

Известно, кто духовные главы армянской церкви, верховные патриархи-католикосы всех армян, никогда не могли помышлять о тех правах, которые присвоили себе римские первосвященники или средневековые епископы-князья в Германии. Католикоса выбирает весь армянский народ посредством депутатов, избираемых всеобщей подачей голосов. Возведенный таким образом на престол католикос, если в течение управления своей паствой уклонится от верного служения интересам церкви и народа, проявит какое-нибудь поползновение к нарушению церковной самобытности или отступит от точного исполнения канонических постановлений армянской церкви и пр. и пр., может быть смещен тем же порядком, каким был избран. Если при этом почин низвержения недостойного главы церкви и исходит обыкновенно от подведомственного ему духовенства, но все-таки оно в своем приговоре опирается всегда на сочувствие и одобрение народа, но не иначе. Примеров лишения католикосов власти у армян было не мало, почему они всегда соблюдают большую осторожность и строгую разборчивость при избрании католикоса.

Звание священника у армян дается также на основании выборов. Приход избирает подходящее лицо, желающее принять священнический сан, и за подписями избирателей делает представление католикосу, от которого дается распоряжение местному епископу посвятить избранного в священники. При случае сам католикос может исполнить эту обязанность епархиального начальника во время объезда своей паствы. Все эти порядки установили еще первые пастыри армяно-григорианской церкви, сообразуясь только с духом и характером народа..."

Этим кончаются возражения Григория Николаевича Никогосова Керопэ Петровичу Патканову, которому принадлежит честь возбуждения впервые среди русских армян — по крайней мере на русском языке — философских вопросов по истории своего народа. Не говори он с таким пессимизмом о трактуемом им предмете, у г. Никогосова не явилось бы, конечно, импульса к столь решительному отпору. Столкновение же противоположных взглядов послужило освещению наиболее существенных сторон армянской истории и дало мне возможность представить читателям входившую в мою программу критическую оценку политической жизни древних гайканцев. А насколько мне удалось достигнуть намеченной цели, насколько эта оценка полна и верна — судить не мне.